Мир Марины Цветаевой: Серебряный век: Литературные течения. Тест по творчеству М.И. Цветаевой К какому направлению относится марина цветаева
В результате изучения данной главы студент должен:
знать
- творческие биографии крупных поэтов "серебряного века", стоявших особняком вне существовавших поэтических направлений;
- своеобразие философско-эстетических взглядов поэтов вне течений;
- творческую эволюцию М. Цветаевой, М. Волошина, В. Ходасевича; тематику, жанровое своеобразие, поэтику их стихотворных произведений;
уметь
- объяснять основные культурно-исторические и религиознофилософские веяния, повлиявшие на творчество поэтов вне течений;
- объяснять литературные и гражданские позиции М. Цветаевой, М. Волошина, В. Ходасевича;
- показывать новизну и оригинальность творчества поэтов вне течений;
владеть
- навыками анализа стихотворений поэтов вне течений в единстве содержания и формы;
- понятиями мифопоэтика , антропософия , историософия , экзистенциальные мотивы.
За творческую независимость в среде поэтов начала XX столетия держались, думается, крепче, чем в среде прозаиков, – как за личную. Вне направлений творили многие получившие тогда известность поэты – Л. Толстой, Саша Черный, Тэффи, И. Эренбург. В этом ряду есть немало больших художников слова, заслуживающих отдельного разговора, например, М. Цветаева, М. Волошин, В. Ходасевич.
Марина Ивановна Цветаева (1892-1941)
Поэт, прозаик, драматург, переводчик Марина Цветаева родилась в Москве в семье сына сельского священника, ставшего известным ученым-искусствоведом, профессором Московского университета, основателем Музея изящных искусств (ныне – Государственный музей изобразительных искусств (ГМИН) им. А. С. Пушкина). Семья матери имела немецко-польские корни. Родительница – талантливая пианистка, ученица А. Рубинштейна – надеялась, что дочь достигнет успехов на поприще музыки, но Марину с малых лет влекло слово, возможность играть его формами, оттенками значений, сокрытыми созвучиями. Стихи она писала с шести лет, причем на трех языках – на русском, на французском, на немецком.
Семья жила в мире и согласии, но нельзя сказать, что в атмосфере любви. Отец, вероятно, не мог забыть свою первую жену, после смерти которой он остался с двумя детьми. Он всецело отдавался работе, на внимание детям у него оставалось немного времени. Мать была вдвое моложе супруга, и ее отношение к нему строилось на уважении. Доверие, искренность, взаимопонимание связывали Марину с ее сестрой Анастасией. Позже Марина Ивановна расскажет о своей семье в автобиографической прозе "Музей Александра III", "Дом у Старого Пимена" (1933), "Мать и музыка" (1934), "Отец и его музей" (1936). Правда фактов в этой прозе есть, но на их интерпретацию в значительной мере повлияло поэтическое воображение автора. Нередко, как бы вспоминая те или иные события, случаи, М. Цветаева описывала не то, как они происходили, а то, как они могли бы происходить. "Художественную трансформацию" претерпело большинство окружавших М. Цветаеву людей, включая самых близких. Да, она говорила о родителях, но в ее книгах они не только такие, какие были, а еще и такие, какие должны были быть у поэта.
Образование М. Цветаева получала в престижной гимназии на родине и за границей – в пансионах Италии, Швейцарии, Франции, Германии, – куда выезжала с матерью, иногда со всей семьей. Родительница была больна и принимала рекомендованные ей зарубежные курортные лечения. Старания врачей не помогли, она умерла, когда Марине было 14 лет. Однообразие жизни, драматизм жизни без матери скрашивали книги. Девочка много, хотя и бессистемно, читала. Относительно постоянным было увлечение неоромантизмом, творчеством Э. Ростана – литературного наследника и продолжателя традиций В. Гюго. Первая книга ее стихов, "Вечерний альбом", вышла, когда автору было 18 лет, затем последовали "Волшебный фонарь" (1912), "Из двух книг" (1913), "Версты" (1916). Мастерство крепло от книги к книге.
В 1910 г. М. Цветаева гостила на даче М. Волошина в Коктебеле, и там, на берегу Черного моря, случилась романтическая и роковая встреча с красивым эрудированным юношей, С. Эфроном. Вскоре они обвенчались. С. Эфрон был личностью пассионарной. В годы гражданской войны он участвовал в белом движении. Это движение Марина Ивановна воспела в возвышенном цикле стихов "Лебединый стан" (1917–1921). В эмиграции, во Франции, С. Эфрон уверовал в правду советской власти. Искупая "вину" перед Советами, он вошел в Союз возвращения на родину, сотрудничал с заграничными агентами ГПУ – НКВД, что, естественно, сделало и его и жену чужими в эмигрантской среде. Нужда всегда была их постоянным спутником. Семейные отношения М. Цветаевой и С. Эфрона нс были идеальными, очевидно, это было невозможно ввиду порывистого, увлекающегося, романтичного характера Марины, однако она последовала за мужем в эмиграцию, затем, в конце 30-х, – в красную Москву. Результатом возвращения был арест и расстрел мужа, тюремное заключение дочери Ариадны. Для Марины Ивановны дочь была тогда ближайшим другом, как некогда сестра. Сын Георгий погиб на фронте в начале войны. В советской России книги бывшей эмигрантки не печатали, как объясняли в издательствах, "по причине устарелости" ее лирики. М. Цветаева покончила жизнь самоубийством в эвакуации в Елабуге, не выдержав травли и просто голода. Поэту отказали в должности посудомойки в столовой, где питались эвакуированные писатели. Место ее захоронения неизвестно.
С одной стороны, особенностями поэтики М. Цветаева не смыкается с существовавшими литературными направлениями, но с другой стороны – формальные искания всех основных литературных направлений начала XX в. ей не были чужды. В цветаевском творчестве воедино сплелись классика и новизна. Кстати сказать, в отношении к М. Цветаевой сама постановка вопроса о ее принадлежности к какому-то, даже самому уважаемому, творческому или иному, сообществу кажется неуместной. Такая личность, шедшая, по ее же признанию, всегда "супротив всех", может принадлежать только себе или чему-то большому, цельному, например искусству.
Особенность смотреть на все и на всех сквозь глубоко личную поэтическую оптику возникла у М. Цветаевой очень рано и сохранилась на всю жизнь. М. Цветаева осознавала исключительность своей эстетической значимости и необходимость стремления к творческой оригинальности. То и другое требовало самого серьезного отношения к делу, готовности работать на пределе возможностей. Это отношение, эта готовность звучит в клятвенной строчке из дневника, написанной в труднейший период жизни: "Знаю, что плохих стихов не дам". Точнейшая формула исключительности М. Цветаевой выведена ею самой в стихотворении "Поэт" (1923):
Что ж мне делать, певцу и первенцу,
В мире, где наичернейший – сер!
Где вдохновенье хранят, как в термосе!
С этой безмерностью
В мире мер?!
Каковы излюбленные темы М. Цветаевой? Вероятно, легче назвать то, о чем она нс писала. Огромное многообразие реальностей и абстракций нашло свое отражение в се поэзии. Отчий дом, родина, близкие, города, страны, письменный стол, флора, фауна, любимые поэты, исторические личности, зло, добро, политика, молодость, старость, жизнь, смерть, Бог и – любовь во всех ее проявлениях. Это далеко неполный перечень цветаевской тематики.
Мало сказать, что М. Цветаевой было дано богатое творческое воображение, в ней жило буйствующее воображение, которое было ее благодатью и, наверное, в каком-то смысле, наказанием. Многочисленные строки двадцатилетней благополучной красавицы о смерти, неизбежности падения в бездну, "разверстую в дали", эпичны, гармоничны и – трагичны. Цветаевское смирение с неизбежностью исчезновения "с поверхности земли" мнимое. В подтексте этих строк бушует страстная влюбленность поэта в жизнь и неприятие неизбежности тления. Об этом, в связи со своими стихами о жизни и смерти, она говорила своим близким и знакомым, размышляла в письмах, например, писателю-философу В. Розанову.
Важность личного отношения к любому феномену М. Цветаева утверждала с вызовом. Вызов проявляется, например, уже в названии ее известного эссе "Мой Пушкин" (1937). Причем это настолько "ее" Пушкин, что пересказать содержание этого сочинения практически невозможно. Исторические и полумифические личности, события текущие и давнопрошедшие – С. Разин, князь С. Волконский, А. Пушкин, реформы, союзы, войны, – попадавшие в поле цветаевского художественного внимания, преображались, получали самые неожиданные интерпретации. О легендарном испанце, жившем в XIV в., распутнике и беззаконнике, в мировой литературе написано около ста пятидесяти произведений, но цветаевского Дон Жуана (цикл стихов "Дон- Жуан", 1917) не спутать ни с каким другим. Ее Дон-Жуан в драматичном разладе с самим собой, он глубоко несчастен: так и "Не было у Дон-Жуана – Донны Анны!".
Ко многим стихотворениям М. Цветаевой, где она прямо или косвенно описывает себя, свое отношение к современникам, будь то М. Волошин, Б. Пастернак, О. Мандельштам, А. Ахматова, нельзя относиться как к стихотворениям автобиографическим, отражающим ее действительное отношение к названным или другим известным ей персонам. Эмпирическая реальность для нее всегда была вторична, всегда была лишь подспорьем для создания важнейшей и первичной - поэтической реальности. В эту реальность она верила и чрезвычайно сердилась, когда окружающие с ней не соглашались. Даже в страстных любовных увлечениях, как отмечали исследователи ее творчества, сами предметы увлечения были вторичны, первична была переживаемая страсть, из которой и вырастали стихи. В этом смысле, наверное, самым близким ей поэтом был В. Маяковский, который преломлял мозаику мира в призме своего поэтического сознания и заставлял свою аудиторию заново ее узнавать.
Личность М. Цветаевой содержательна, богата, как каждая творческая личность, отличие – в своеобразной обостренности ее личностных граней, и это многое определило в цветаевских стихах. Словом, безмерность – самое точное определение для этого поэта. Если искусство строится на различных сочетаниях гармоничных аполлонийских и буйствующих дионисийских началах, то М. Цветаевой, безусловно, были ближе начала дионисийские. Это сочетание отражается в содержании, а каждое содержание требует своей формы воплощения.
Цветаевская интимная лирика не знает запретных тем, отдельные стихи, например, обращенные к дочери, могут удивить или даже отпугнуть своей откровенностью, кто-то, возможно, скажет фривольностью. Но при этом никто не найдет их пошлыми:
После бессонной ночи слабеет тело,
Милым становится и не своим, – ничьим.
В медленных жилах еще занывают стрелы –
И улыбаешься людям, как серафим...
(По перв. стр.у 1916)
Вот опять окно,
Где опять не спят.
Может – пьют вино,
Может – так сидят.
Или просто рук
Не разнимут двое.
В каждом доме, друг,
Есть окно такое.
Помолись, дружок, за бессонный дом,
За окно с огнем!
(По перв. стр., 1916)
Легкомыслие! – Милый грех,
Милый спутник и враг мой милый!
Ты в глаза мне вбрызнул смех,
и мазурку мне вбрызнул в жилы...
(По перв. стр., 1915)
Лирика любви – это почти всегда драматическое расставанье, – болезненная разлука. В "серебряный век" любовную лирику обогатили такие большие художники слова, как А. Блок, А. Ахматова, Б. Пастернак... И все-таки для рассказа о страданиях покинутой души М. Цветаева находит свое слово, свою поэтическую фигуру, свою метафору, но главное – свою интонацию. Древняя, как мир и само искусство, тема звучит у нее совсем не тривиально:
Мне нравится, что вы больны не мной...
(По перв. стр., 1916)
Б. Пастернаку
Рас – стояние: версты, мили...
Нас рас – ставили, рас – садили,
Чтобы тихо себя вели,
По двум разным концам земли...
(По перв. стр., 1925)
Если М. Цветаева вкладывала в стих ненависть, то это неистовая цветаевская ненависть. Ею пропитаны стихи о гримасах среды буржуазной и среды социалистической, ни та, ни другая не соответствовали ее критериям духовности. Надо сказать, что при всем своем увлечении вопросами искусства и литературы, М. Цветаева не была человеком, оторванным от проблем социально-исторической жизни. Об этом свидетельствуют ее письма и сочинения лиро-эпического жанра – "Поэма конца" (1924), "Поэма горы" (1924). Мечом уст своих она разила фашизм, как мало кто разил до нее. Вот поэтическая реакция М. Цветаевой на известие об оккупации Чехословакии войсками Вермахта, с кратно усиливающей трагический пафос отсылкой к Ф. Достоевскому:
О, черпая гора,
Затмившая – весь свет!
Пора – пора – пора
Творцу вернуть билет.
Отказываюсь – быть.
В Бедламе нелюдей
Отказываюсь – жить.
С волками площадей
Отказываюсь – выть.
("О, слезы на глазах!..", 1939)
Теми же масштабами измеряется выражение ее приятия:
Ахматова! – Это имя – огромный вздох,
И вглубь он падает, которая безымянна.
– И я дарю тебе свой колокольный град,
Ахматова! – и сердце свое в придачу.
("Ахматовой ", 1916)
Как-то естественно смотрится то, что природно-космическими масштабами М. Цветаева измеряет свое явление в мир. Рябина – се дерево, цвет крови – ее цвет.
Красною кистью рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
(По перв. стр ., 1916)
Рябина –
Судьбина
Рябина –
Спусками...
Судьбина
(По перв. стр., 1934)
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И все – равно, и все – едино.
По если по дороге куст
Встает, особенно – рябина...
(По перв. стр:. "Тоска по родине! Давно...", 1934)
Молодость моя! Моя морока –
Молодость! Мой лоскуток кумашный.
("Молодость", 1921)
Представляется, что нет таких лексических пластов, нет таких форм словообразования, к которым не обращалась бы М. Цветаева: вульгаризмы, кальки, неологизмы, даже жаргонизмы, – все смотрится очень гармонично в ее дисгармоничной поэзии. Она обращается к силлаботонике, к тонике, к белому стиху, к вариативной строфике, к разным размерам, рифмам, ритмам. Трудно назвать другого такого поэта, который бы так виртуозно играл анжанбеманами, который так бы опирался на строчные знаки, на авторскую пунктуацию. Любимые знаки М. Цветаевой, конечно, восклицательный и тире, вводящее многозначительную паузу. Часто встречается многоточие: поэту или лирическому герою будто бы не хватает слов, чтобы выразить охватившее чувство. Мало существует поэтических фигур, приемов, к которым бы она не прибегала. Значительный источник образности М. Цветаева открыла в фольклоре. В глубине ее строфы проглядывается и былинное сказание, и сказка, и легенда, и лубок, и заговор, и плач, и частушка. Но и всего этого ей не достаточно. В русские мелодии ее стиха вплетаются мелодии других народов. Вот пример обращения художника слова к цыганской палитре:
Скоро уж из ласточек – в колдуньи!
Молодость! Простимся накануне.
Полыхни малиновою юбкой,
Молодость моя! Моя голубка Смуглая! Разор моей души!
Молодость моя! Утешь, спляши!
Полосни лазоревою шалью,
Шалая моя! Пошалевали
Досыта с тобой! – Спляши, ошпарь!
Золотце мое – прощай янтарь!
(По перв. стр ., 1921)
Стихи М. Цветаевой – это ритмы ее души, это пульсация ее крови, она не преувеличивала, когда писала о своем творчестве:
Вскрыла жилы: неостановимо,
Невосстановимо хлещет жизнь.
Подставляйте миски и тарелки!
Всякая тарелка будет – мелкой...
(По перв. стр., 1934)
Завершать слово о М. Цветаевой строчками из стихотворения, написанного ею где-то в двадцатилетием возрасте, – не ново. Не ново, но заманчиво и логично: удивительно верно оказалось в этом стихотворении финальное авторское предположение:
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
(По перв. стр.: "Моим стихам , написанным так рано...", 1913) Черед действительно настал .
- Первые серьезные исследования о творчестве М. Цветаевой появились в России в конце 80-х гг. ушедшего столетия, например: Павловский А. Куст рябины. О поэзии Марины Цветаевой. Л., 1989; Саакяны, А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. М., 1997. До сих пор эти работы не потеряли своей научной ценности. Современное цветаевоведение огромно.
Тест по творчеству М. Цветаевой 1 вариант
1. Где родилась М. Цветаева?
2. Первая книга М.Цветаевой -
3. Кто одобрительно отозвался о стихах Цветаевой?
1) М. Волошин 2) Н. Гумилёв 3) В. Брюсов 4) М. Шагинян
4. Особенности стиха Цветаевой
1) музыкальность 2) фольклорность 3) динамизм 4) бесконфликтность
5. Темы лирики Цветаевой 1) любовь 2) верность высоким идеалам 3) революция 4) Россия 5) народ-труженик
6. Какому русскому поэту адресованы следующие строки ?
Имя твое - птица в руке, Имя твое - льдинка на языке, Одно-единственное движение губ...
1) А. А. Фет 2) А. А. Блок 3) С. А. Есенин 4) А.С. Пушкин
7. Импульсом к созданию сборника «Лебединый стан» послужила
1) любовь к природе 2) приверженность идеалам Белой гвардии 3) любовь к мужу Сергею Эфрону
8. Высшим предназначением поэта М.Цветаева считала
1) воспевание женской доли и женского счастья
2) отстаивание высшей правды - права поэта на неподкупность его меры, поэтическую честность
3) стремление поэта быть носителем идей времени, его политическим трибуном
9. Кому из поэтов Цветаева посвятила цикл своих стихов?
1) А. Блоку 2) А.С. Пушкину 3) И. Бунину 4) Н. Гумилёву
10. Определите, к какому мотиву творчества можно отнести приведённые строки:
Умирая, не скажу: была
И не жаль, и не ищу виновных.
Есть на свете поважней дела
Страстных бурь и подвигов любовных .
1) мотив творчества 2) мотив любви 3) мотив одиночества 4) мотив любви к родине
11. Трагедия потери Родины порой выливается в эмигрантской поэзии Цветаевой
1) в противопоставлении себя, русской, - всему нерусскому 2) в противопоставлении себя советской России
12. Трагичность поэтического мира Цветаевой можно объяснить
1) революцией 2) вынужденной эмиграцией 3) тоской по Родине 4) личными качествами.
13. Кому посвящено это стихотворение?
Бич жандармов, бог студентов, Желчь мужей, услада жен -
……… - в роли монумента? Гостя каменного - он,
Скалозубый, нагловзорый ….. - в роли Командора?
О, Муза плача, прекраснейшая из муз! О ты, шальное исчадие ночи белой!
Ты черную насылаешь метель на Русь, И вопли твои вонзаются в нас, как стрелы.
1) А. Ахматовой 2) А. Пушкину 3) С. Эфрону 4) М. Волошину
Тест по творчеству М. Цветаевой 2 вариант
1. Где любила отдыхать семья М. Цветаевой летом? 1) В Москве 2) В Петербурге 3) В Елабуге 4) в Тарусе
2. Как назывался второй альбом М. Цветаевой, вышедший в 1912 году?
1) «Вечерний альбом» 2) «Волшебный фонарь» 3) «Волшебные звуки» 4) «Юношеские стихи»
3. С кем познакомилась М.Цветаева в Коктебеле 5 мая 1911 года?
1) с А. Ахматовой 2) с Н. Гумилевым 3) с С. Эфроном 4) с А. Блоком
4. Определите, к какому мотиву творчества можно отнести приведенный отрывок:
«Птица-Феникс – я, только в огне пою! Поддержите высокую жизнь мою!
Высоко горю – и горю дотла! И да будет мне ночь – светла!»
Тема поэта и поэзии 2. Тема природы 3. Интимная лирика
5. Укажите, к какому литературному направлению принадлежало творчество М. И. Цветаевой .
1) символизм 2) акмеизм 3) вне течений 4) футуризм
6. Кому из поэтов серебряного века посвящается цикл стихотворений М.Цветаева:
А.Блоку 2) А.Ахматовой 3) А.Пушкину 4) М. Волошину
7. Кому из поэтов посвящены эти строки:
«В певучем граде моем купола горят, И Спаса светлого славит слепец бродячий,
И я дарю тебе свой колокольный град, …! – и сердце свое в придачу»
А.Блоку 2) А.Пушкину 3) А.Ахматовой 4) Н. Гумилеву
8. М. Цветаева оказалась в эмиграции -
1) по политическим соображениям 2) в связи с неодолимым желанием встретиться с мужем и невозможностью его приезда в послереволюционную Россию 3) по другим причинам
9. С произведениями какого поэта перекликаются следующие строки из стихотворения М. И. Цветаевой?
Из строгого, стройного храма Ты вышла на визг площадей...
Свобода! - Прекрасная Дама Маркизов и русских князей.
Свершается страшная спевка, - Обедня еще впереди!
1) Н. А. Некрасов 2) А. А. Блок 3) Н. Гумилев 4) А.С. Пушкин
10. Каждый поэт в той или иной форме выражает любовь к родному городу. А. А. Ахматова писала о Петербурге, М. И. Цветаева о:
1) Киеве 2) Париже 3) Петербурге 4) Москве
11. Укажите отличительную особенность поэзии М. И. Цветаевой.
1) стихи объективно отражают все происходящее в жизни общества 2) стихи отличает ораторский стиль, гражданский пафос
3) в стихах отражена история России 4) стихи стали своеобразным дневником, запечатлевшим душевные переживания автора
12. Укажите произведение, посвящённое белой армии.
1) «Версты» 2) «Подорожник» 3) «Лебединый стан» 4) «Кармен»
13. Какому городу посвящено это стихотворение?
Семь холмов - как семь колоколов! На семи колоколах - колокольни.
Всех счётом - сорок сороков. Колокольное семихолмие!
1) Москве 2) Петербургу 3) Елабуге 4) Тарусе 5) Парижу
14. Кому посвящено это стихотворение?
Я с вызовом ношу его кольцо! - Да, в Вечности - жена, не на бумаге. -
Его чрезмерно узкое лицо Подобно шпаге.
1) А.Блоку 2) С. Эфрону 3) А. Пушкину 4) Н. Гумилеву
К Вам душа так радостно влекома…
О, какая веет благодать
От страниц «Вечернего альбома»!
Кто Вам дал такую ясность красок?
Кто Вам дал такую точность слов?
Смелость все сказать – от детских ласок
До весенних, новолунных снов?
Ваша книга – это весть «оттуда»,
Утренняя, благостная весть…
Я давно уж не приемлю чуда…
Но как сладко слышать: «Чудо есть!»
М. Волошин
Марина Цветаева – великий романтик Серебряного века.
Особенности раннего творчества Цветаевой.
Своеобразие тем и средств их воплощения в сборнике «Вечерний альбом».
Особенности лирики в сборнике «Волшебный фонарь». Отклики в критике.
Черты сходства и различия двух сборников Поэта.
Место ранних сборников в поэтическом наследии.
III. Значение ранней лирики в формировании Поэта
М. Цветаевой.
Марина Цветаева – великий романтик Серебряного
века.
Творчество Марины Цветаевой - выдающееся и самобытное явление как культуры серебряного века, так и всей истории русской литературы. Она принесла в русскую поэзию небывалую дотоле глубину и выразительность лиризма. Благодаря ей русская поэзия получила новое направление в самораскрытии женской души с ее трагическими противоречиями.
Сегодня Марину Цветаеву знают и любят миллионы людей: не только у нас, но и во всем мире. Ее поэзия вошла в культурный обиход, сделалось неотъемлемой частью нашей духовной жизни. Сколько цветаевских строчек мгновенно стали крылатыми! На горизонте русской поэзии неожиданно вырисовывалась романтическая тень Поэта. То была стремительная женская фигура – с крыльями стихов за плечами и гордым профилем. Если Ахматову сравнивали с Сафо, то Цветаева была Никой Самофракийской:
Ноши не будет у этих плеч,
Кроме божественной ноши – Мира!
Нежную руку кладу на меч:
На лебединую шею Лиры.
Жизнь посылает некоторым поэтам такую судьбу, которая с первых же шагов сознательного бытия ставит их в самые благоприятные условия для развития
природного дара. Такой яркой и трагической была судьба Марины Цветаевой, крупного и значительного поэта первой половины ХХ века. Все в ее личности и в ее поэзии (для нее это нерасторжимое единство) резко выходило за рамки традиционных представлений, господствующих литературных вкусов. В этом была и сила, и самобытность ее поэтического слова.
Марина Ивановна Цветаева родилась в Москве 26 сентября 1892 года. По происхождению она принадлежала к кругу научно – художественной интеллигенции. Огромное влияние на формировании взглядов будущего Поэта оказала ее мать. «После такой матери мне осталось только одно: стать поэтом», - скажет позже Цветаева.
С раннего детства Марина жила в мире героев прочитанных книг: исторических и вымышленных, литературных и реальных, одинаково страдая за всех. В жизни юная Цветаева была диковата и дерзка, застенчива и конфликтна. Илья Эренбург, хорошо знавший ее в молодости, говорил: «Марина Цветаева совмещала в себе старомодную учтивость и бунтарство, пиетет перед гармонией и любовью к душевному косноязычию, предельную простоту. Ее жизнь – клубок прозрений и ошибок».
Удивительная личностная наполненность, глубина чувств и сила воображения позволяли Цветаевой на протяжении всей жизни, – а для нее характерно романтическое ощущение единства жизни итворчества – черпать поэтическое вдохновение из безграничной, непредсказуемой и в то же время постоянной, как море, собственной души. Иными словами, от рождения до смерти, от первых стихотворных строчек до последнего вдоха она оставалась, если следовать ее собственному определению, «чистым лириком».
Лирическая героиня Цветаевой полностью отражает чувства и переживания самой Марины, так как она принципиально поставила знак равенства между собой и ее лирической героиней. Поэтому стихи Цветаевой очень личностные, им она доверяла свои чувства, свою жизнь. Цветаева всегда говорила, что она не поэтесса, а «поэт Марина Цветаева», она не относила себя не к одному литературному течению, так как всегда считала, что поэт в своем творчестве индивидуален. Со страстной убежденностью она утверждала провозглашенный ею еще в ранней юности жизненный принцип: быть только самой собой, ни в чем не зависеть: ни от времени, ни от среды.
В своих стихах, в жизни, в быту, в любви она была романтиком. Все, что попадало в поле ее зрения, тотчас чудесно и празднично преображалось, начинало искриться и трепетать с какой – то удесятеренной жаждой жизни. Однажды Марина случайно обмолвилась по чисто литературному поводу: «Это дело специалистов поэзии. Моя же специальность – жизнь». Эти слова можно сделать эпиграфом к ее творчеству.
Марина была очень жизнестойким человеком. Она жадно любила жизнь и, как положено поэту – романтику, предъявляла ей требования громадные, часто непомерные.
Своеобразие тем и средств их воплощения в сборнике « Вечерний альбом ».
Стихи Цветаева начала писать с шести лет (не только по-русски, но и по-французски, по-немецки). В 1910 году еще не сняв гимназической формы, тайком от семьи, собрала стопку стихов – исповедь за последние два года и отнесла в типографию А. И. Мамонтова. Заплатив за печатанье 500 экземпляров, через месяц уже держала в руках довольно неказистую книгу в сине-зеленой картонной обложке под названием «Вечерний альбом».
По сути, это был дневник очень одаренного и наблюдательного ребенка. Но от многих своих сверстниц, тоже писавших стихи, юная Цветаева отличалась в своем альбоме, по крайней мере, двумя чертами: во первых, ничего не выдумывала, то есть почти не впадала в сочинительство, и, во вторых, она никому не подражала.
Первым, кто сразу же прочитал «Вечерний альбом» и тотчас на него откликнулся, был Максимилиан Волошин. По его мнению, до Цветаевой никому в поэзии не удавалось написать о детстве из детства. О детстве обычно рассказывали взрослые – сверху вниз. «Это очень юная и неопытная книга, - писал Волошин.
– Многие стихи, если их раскрыть случайно посреди книги, могут вызвать улыбку. Ее нужно читать подряд, как дневник, и тогда каждая строчка будет понятна и уместна. Если же прибавить, что ее автор владеет не только стихом, но и четкой внешностью внутреннего наблюдения, импрессионистической способностью закреплять текущий миг, то это укажет, какую документальную важность представляет эта книга, принесенная из тех лет, когда обычно слово еще недостаточно послушно, чтобы верно передать наблюдение и чувство…».
Для гимназистки Марины Цветаевой, тайком выпустившей свой первый сборник, такой отзыв был великой радостью и поддержкой. В Волошине она нашла друга на всю жизнь.
Одобрительно отозвался о «Вечернем альбоме» и Н. Гумилев. «Марина Цветаева внутренне талантлива, внутренне своеобразна…эта книга, - заключил он свою рецензию, - не только милая книга девических признаний, но и книга прекрасных стихов».
Строгий Брюсов, особенно похвалил Марину за то, что она безбоязненно вводит в поэзию «повседневность», «непосредственные черты жизни», предостерегая ее в опасности впасть в «домашность» и разменять свои темы на «милые пустяки», сообщил о своих надеждах увидеть впредь в стихах Цветаевой чувства «более острые» и мысли более «нужные», что задело самолюбие Марины. На его пугающий отзыв
Цветаева ответила стихотворением:
Улыбнись в мое «окно»,
Иль к шутам меня причисли, -
Не изменишь все равно!
«Острых чувств» и «нужных мыслей»
Мне от Бога не дано.
Нужно петь, что все темно,
Что над миром сны нависли…
-Так теперь заведено. -
Этих чувств и этих мыслей
Мне от Бога не дано!
Стихи юной Цветаевой были еще очень незрелы, но подкупали своей талантливостью, известным своеобразием и непосредственностью. На этом сошлись все рецензенты. Хотя оценки М. Волошина, В. Брюсова, Н. Гумилева и казались завышенными, Цветаева их вскоре оправдала.
В этом альбоме Марины Цветаевой появляется лирическая героиня – молодая девушка, мечтающая о любви. «Вечерний альбом» – это скрытое посвящение. Перед каждым разделом – эпиграф, а то и по два: из Ростана и Библии.
Таковы столпы первого возведенного Мариной Цветаевой здания поэзии. Какое оно еще пока
ненадежное, это здание; как зыбки его некоторые части, сотворенные полудетской рукой. Немало инфантильных строк – впрочем, вполне оригинальных, ни на чьих не похожих:
«Кошку завидели, курочки
Стали с индюшками в круг…»
Мама у сонной дочурки
Вынула куклу из рук.
Но некоторые стихи уже предвещали будущего поэта. В первую очередь – безудержная и страстная «Молитва», написанная Мариной в день семнадцатилетия, 26 сентября 1909 года:
Христос и Бог! Я жажду чуда
Теперь, сейчас, в начале дня!
О, дай мне умереть, покуда
Вся жизнь как книга для меня.
Ты мудрый, ты не скажешь строго:
«Терпи, еще не кончен срок».
Ты сам мне подал - слишком много!
Я жажду сразу - всех дорог!
……………………………………….
Люблю и крест, и шелк, и каски,
Моя душа мгновений след…
Ты дал мне детство – лучше сказки
И дай мне смерть – в семнадцать лет!
Нет, она вовсе не хотела умереть в этот момент, когда писала эти строки; они – лишь поэтический прием. В стихотворении «Молитва» скрытое обещание жить и творить: «Я жажду всех дорог!». Они появятся во множестве – разнообразные дороги цветаевского творчества.
В стихах «Вечернего альбома» рядом с попытками выразить детские впечатления и воспоминания соседствовала не детская сила, которая пробивала себе путь сквозь немудреную оболочку зарифмованного детского дневника московской гимназистки. «В Люксембургском саду», наблюдая с грустью играющих детей и их счастливых матерей, завидует им: «Весь мир у тебя», - а в конце заявляет:
Я женщин люблю, что в бою не робели
Умевших и шпагу держать, и копье, -
Но знаю, что только в плену колыбели
Обычное – женское – счастье мое!
В «Вечернем альбоме» Цветаева много сказала о себе, о своих чувствах к дорогим ее сердцу людям; в первую очередь о маме и о сестре Асе. Н. Гумилев, прочитав «Вечерний альбом» (1910), заметил, что «мама» почти не сходит с его страниц. В стихотворении «Ricordo di tivoli» (Воспоминание о Тиволе» - итал.) Марина писала о сестре Анастасии, с «высоты» взрослого человека.
Мальчик к губам приложил осторожно свирель,
Девочка, плача, головку на грудь уронила…
-Грустно и мило! -
Скорбно склоняется к детям столетняя ель.
Темная ель в этой жизни видала так много
Слишком красивых, с большими глазами, детей.
Нет путей
Им в нашей жизни. Их счастье, их радость – у бога.
Море синеет вдали, как огромный сапфир,
Детские крики доносятся с дальней лужайки,
В воздухе – чайки…
Мальчик играет, а девочке в друге весь мир…
Ясно читая в грядущем, их ель осенила,
Мощная, мудрая, много видавшая ель!
Плачет свирель…
Девочка, плача, головку на грудь уронила.
Легко ли поверить, что эти стихи написала девушка, едва перешагнувшая порог отрочества: такова была Марина. Она все знала заранее. Ее грусть, в ней заложенная еще в детстве, чуя все, что придет потом, делала ее еще в пятнадцать лет тою столетнюю елью над теми детьми.
В «Вечернем альбоме» встречаются переклички с
Брюсовым. Это мотивы встречи, экзотики, чародейства, городская тема, стихотворения, образцом для которых послужили брюсовские баллады.
В первом сборнике Цветаевой критика отметила «хорошую школу стиха», его музыкальность и изящество. Модная тогда напевная декламация отразилась в звукозаписи и синтаксисе стихотворений: приемы синтаксического параллелизма, лексические повторы, восклицания. В основе композиции большинства стихотворений лежат строфические повторы и кольцевое строение. Строку она, повинуясь интонации и музыкальным синкопам, безжалостно рвет на отдельные слова и даже слоги, но и слоги своевольно переносит из одного стихового строчечного ряда в другой, даже не переносит, а словно отбрасывает, подобно музыканту, изнемогающему в буре звуков и едва справляющемуся с этой стихией. Д. Бродский в одной из своих статей говорил даже о «фортепианном» характере цветаевских произведений. Эмоциональный накал стихотворений повышается инверсиями («брат нежный мой», «ход замедлялся головы»), патетическими обращениями и восклицаниями. «Оборванные фразы» заставляют читателя замереть на высоте эмоциональной кульминации, особое значение имеют символы воды, моря, неба.
Одна из главных черт лирики Цветаевой – самодостаточность, творческий индивидуализм и даже эгоцентризм, они проявляются в постоянном
ощущении собственной непохожести на других, обособленности своего бытия в мире быта. В ранних стихах это отъединенность гениального ребенка – поэта, знающего свою правду, от мира взрослых:
Мы знаем, мы многое знаем
Того, что не знают они!
Ранее осознание противостояния поэта и «всего остального мира» сказалось в творчестве молодой Цветаевой в использовании излюбленного приема контраста. Это контраст вечного и сиюминутного, бытия и быта.
«Вечерний альбом» завершается стихотворением «Еще молитва». Цветаевская героиня молит создателя послать ей простую земную любовь.
В лучших стихотворениях первой книги Цветаевой уже угадываются интонации главного конфликта ее любовной поэзии: конфликта между «землей» и «небом», между страстью и идеальной любовью.
Особенности лирики в сборнике «Волшебный фонарь». Отклики в критике.
Знакомство с Максимилианом Волошиным в конце 1910 г. значительно расширяет круг литературных интересов Цветаевой. Сказывается это и на стихотворениях следующего сборника, который вышел в 1912 году. В это время Цветаева – «великолепная и победоносная» – жила очень напряженной душевной
жизнью. Устойчивый быт уютного дома в одном из старомосковских переулков, неторопливые будни профессорской семьи – все это было внешностью, под которой уже зашевелился «хаос» настоящей, не детской поэзии.
К тому времени Цветаева уже хорошо знала себе цену как поэту, она уже догадалась, что ее поэзия по духу своему – мятеж, пожар, ракета, что она по сути своей – вперекор всему: и покою сна, и тишине святилищ, и фимиаму славы, и даже пыли забвения, которую, может, на сто лет покроются ее книги. Она была уверена – пожар разгорится: ведь искра брошена и бег задан! Ее молодые строчки рассекали воздух молниеносно, как крылья ласточки. Первая книга «Вечерний альбом» и в особенности вторая, «Волшебный фонарь», вышли, словно подчиняясь, бегу автора, друг за другом.
Характерно обращение к читателю, которым открывался этот сборник «Волшебный фонарь»:
Милый читатель! Смеясь, как ребенок,
Весело встреть мой волшебный фонарь.
Искренний смех твой, да будет он звонок
И безотчетен, как встарь.
Все промелькнут в продолжение мига:
Рыцарь, и паж, и волшебник, и царь…
Прочь размышленья! Ведь женская книга –
Только волшебный фонарь!
В «Волшебном фонаре» мы видим зарисовки семейного быта, очерки милых лиц мамы, сестры, знакомых, есть пейзаж Москвы и Тарусы.
Марина очень сильно любила город, в котором родилась, Москве она посвятила много стихов:
Над городом отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром.
Гремучий опрокинулся прибой
Над женщиной отвергнутой тобой.
Царю Петру, и вам, о царь, хвала!
Но выше вас, цари: колокола.
Пока они гремят из синевы –
Неоспоримо первенство Москвы.
И целых сорок сороков церквей
Смеются над гордынею царей!
Сначала была Москва, родившаяся под пером юного, затем молодого поэта. Во главе всего и вся царил, конечно, отчий «волшебный» дом в Трехпрудном переулке:
Высыхали в небе изумрудном
Капли звезд и пели петухи.
Это было в доме старом, доме чудном…
Чудный дом, наш дивный дом в Трехпрудном,
Превратившийся теперь в стихи.
Таким он предстал в этом уцелевшем отрывке отроческого стихотворения. Дом был одушевлен: его зала становилась участницей всех событий, встречала гостей; столовая, напротив, являла собою некое пространство для вынужденных четырехкратных равнодушных встреч с «домашними»,- столовая осиротевшего дома, в котором уже не было матери. Мы не знаем из стихов Цветаевой, как выглядела зала или столовая, вообще сам дом, - «на это есть архитектура, дающая». Но мы знаем, что рядом с домом стоял тополь, который так и остался перед глазами поэта всю жизнь:
Этот тополь! Под ним ютятся
Наши детские вечера
Этот тополь среди акаций,
Цвета пепла и серебра…
В этой книге у Марины, впервые, появилась тема любви.
Книга Цветаевой «Волшебный фонарь» встречена была более сдержанно: « те же темы, те же образы, только бледнее и суше…стих уже не льется весело и
беззаботно, как прежде; он тянется и обрывается…» – писал Н. Гумилев. Сдержанность критиков заставляет Цветаеву задуматься над своей поэтической индивидуальностью, она начинает поиск нового поэтического «я».
Черты сходства и различия двух сборников Поэта.
Темы и образы двух первых книг Цветаевой объединяет «детскость» – условная ориентация на романтическое видение мира глазами ребенка. Это подчеркивает и название вымышленного издательства « Оле – Лукойе», по имени героя андерсоновской сказки, навевающего детям сказочные сны. Детская влюбленность, непосредственность, бездумное любование жизнью по-новому преломляли мотивы Брюсова, Бальмонта, Блока, освобождая их от идеологических элементов символизма. Поэтический язык этих сборников универсален и включает традиционный набор символов литературы первого десятилетия ХХ века. Стихотворения «Волшебного фонаря» менее подражательны, хотя и продолжают избранную вначале тему «детскости». Однако во второй книге на фоне пристрастия поэтессы героического, обреченного проступает ироническое отношение к быту. Именно иронию как основное качество поэзии Цветаевой отмечает Михаил Кузмин, сопоставляя ахматовский «Вечер» и цветаевский «Волшебный фонарь».
Композиционная структура первых книг Цветаевой,
их исповедальность целиком реализуют представление о символистском сборнике. Вся архитектоника книг: название разделов, эпиграфы, служащие ключом к их содержанию, заголовки стихотворений – раскрывает последовательность этапов пути героини от безмятежного счастья детства к утрате изначальной цельности. В таком строении сборников угадывается из традиционных мифов символистов – миф о потерянном рае.
В этих книгах она определила свое жизненное и литературное кредо – утверждение собственной непохожести и самодостаточности, обеспеченных глубиной души. Именно тогда, в тех первых наивных, но уже талантливых книжках, выявилось драгоценнейшее качество ее как поэта – тождество между личностью (жизнью) и словом. Быть самой собой, ни у кого ничего не заимствовать, не подражать, не подвергаться влияниям – такою Цветаева вышла из детства и такою осталась навсегда.
Место ранних сборников в поэтическом наследии.
«Вечерний альбом» и «Волшебный фонарь» интересны для нас сейчас как книги – предвестия будущей Марины Цветаевой. В них она вся – как в завязи: со своей предельной искренностью, ясно выраженной личностью, и даже нота трагизма, в целом для этих книг не характерная, все же глухо прозвучала среди детски – простодушных и наивно – светлых
Ты дал мне детство лучше сказки
И дай мне смерть в семнадцать лет…
Значение ранней лирики в формировании Поэта М.Цветаевой
Марина Цветаева – Поэт, которого не спутаешь ни с кем другим. Ее стихи можно безошибочно узнать – по особому распеву, неповоротным ритмом, необщей интонацией. С юношеских лет уже начала сказываться особая цветаевская хватка в обращении со стихотворным словом, стремление к афористической четкости и завершенности. Подкупала также конкретность этой домашней лирики.
Марина Цветаева – большой поэт, и вклад ее в культуру русского стиха ХХ века значителен: она вписала новаторскую, выразительную и исполненную высокого драматизма страницу. Наследие Цветаевой велико и трудно обозримо. Ее не впишешь в рамки литературного отрезка. Она необычайно своеобразна, трудноохватима и всегда стоит особняком.
Одним близка ее ранняя лирика, другим – лирические поэмы; кто – то предпочтет поэмы – сказки с их могучим фольклорным разливом; некоторые станут поклонниками проникнутых современных звучанием трагедий на античные сюжеты; кому – то окажется ближе философская лирика 20-х годов, иные предпочтут прозу или литературные письмена,
вобравшие в себя неповторимость художественного мироощущения Цветаевой. Однако все ею написанное объединено пронизывающей каждое слово могучей силой духа.
И ранние ее сборники «Вечерний альбом» и «Волшебный фонарь» – заявили о Поэте Цветаевой как о самом ярком романтике, устремленном в Будущее, жаждущем нового светлого мира, не принимающем мира быта, серости и сытости. И это ее главная черта будет ее особенностью на протяжении всего творчества.
Творчество Марины Цветаевой - выдающееся и самобытное явление всей русской литературы. Она принесла в русскую поэзию небывалую дотоле глубину и выразительность лиризма. Благодаря ей, русская поэзия получила новое направление в самораскрытии женской души с ее трагическими противоречиями.
Марина Цветаева родилась в Москве 26 сентября 1892 года. С раннего детства Марина жила в мире героев прочитанных ею книг, в жизни же юная Цветаева была диковата и дерзка, заносчива и конфликтна. Для нее характерно ощущение единства жизни и творчества.
Лирическая героиня Цветаевой полностью отражает чувства и переживания самой Марины, так как поэтесса изначально принципиально поставила знак равенства между собой и своей лирической героиней. Исходя из этого стихи Цветаевой очень личностные. Цветаева всегда считала, что поэт в своем творчестве должен быть индивидуален. Из этого принцип: быть только самой собой, ни в чем не зависеть ни от времени, ни от пространства.
В данной работе 3 главы:
Первая глава «Марина Цветаева – великий романтик серебреного века». Здесь освещается автобиография, основные лейтмотивы творчества и жизненные принципы поэтессы.
Вторая глава «Особенности раннего творчества Марины Цветаевой». В этой главе излагаются суть своеобразия тем и средства их воплощения в сборниках «Вечерний альбом» и «Волшебный фонарь». Рассматриваются черты сходства и различия этих сборников.
Третья глава «Значение ранней лирики Цветаевой». В ней рассматривается значение ранних сборников в формировании главной черты творчества Цветаевой.
Цель данной работы заключается в том, чтобы рассмотреть подробнее основные аспекты раннего творчества Марины Цветаевой на примере «Вечерний альбом» и «Волшебной фонарь».
Марина Цветаева начала писать с 6 лет. В 1910 году тайком от семьи, заплатив за печатанье 500 экземпляров, через месяц держала в руках книгу «Вечерний альбом».
С одобрительной критикой этой книги выступили М. Волошин и Н Гумилев. А Брюсов предостерег ее об опасности впасть в «домашность» и разменять свои темы на «милые пустяки». В этом сборнике стихи Цветаевой еще очень незрелы, но уже появляется образ лирической героини: Молодая девушка, мечтающая о любви.
Некоторые стихотворения, например «Молитва» (26 сентября 1908г.), предвещали большое будущее поэту. В «Вечернем альбоме» наряду с детскими впечатлениями и воспоминаниями запечатлена не детская сила.
Критики отмечают хорошую школу стиха, музыкальность и изящество первого сборника. И уже здесь вырисовывается интонация главного конфликта ее любовной поэзии: конфликта между «небом и землей», между страстью и идеальной любовью
В 1912 году выходит второй сборник «Волшебный фонарь». Цветаева уже хорошо знает себе цену как поэту, она уверена – пожар разгорится, ведь искра брошена, и бег уже задан.
В «Волшебном фонаре» много зарисовок семейного быта, очерки милых лиц, мамы, сестры, посвящено несколько стихов Москве. Но эта книга заставляет Цветаеву начать поиск нового поэтического «я», так как нет новых тем, стих тянется и обрывается, говорил Гумилев.
Основное сходство двух первых сборников Марины Цветаевой заключается в том, что их объединяет «детскость»; детская влюбленность, непосредственность, бездумное любование жизнью. Но, тем не менее, стихи из второго сборника менее подражательны, и на фоне пристрастие поэтессы к обреченному героизму проступает ироническое отношение к быту.
В первых сборниках формируется основное жизненное кредо Марины Цветаевой: быть самой собой.
Марина Цветаева – поэт, которого не спутаешь ни с одним другим, ее стихи обладают особым распевом, ритмом и интонацией. Подкупает четкость, конкретность и завершенность ее стихов.
Я считаю, что ранние сборники «Вечерний альбом» и «Волшебный фонарь» заявили о Цветаевой, как о самом ярком романтике, устремленным в будущее, жаждущем нового и светлого в мире, который не принимает мира быта, серости и сырости. И эта ее главная черта будет ее особенностью на протяжении всего творчества.
П ервая посмертная книга стихов Марины Цветаевой «Избранное» увидела свет в СССР в 1961 году, через 20 лет после гибели автора и почти через 40 лет после предыдущего издания на родине. К моменту выхода «Избранного» немногие читатели помнили молодую Цветаеву и почти никто не представлял, в какого масштаба фигуру она превратилась, пройдя свой трагический путь.
Первые книги Марины Цветаевой
Марина Цветаева родилась 8 октября 1892 года в Москве. Ее отец Иван Цветаев - доктор римской словесности, историк искусства, почетный член многих университетов и научных обществ, директор Румянцевского музея, основатель Музея изящных искусств (ныне - Государственный музей изобразительных искусств им. Пушкина). Мать Мария Мейн была талантливой пианисткой. Лишенная возможности делать сольную карьеру, она вкладывала всю энергию в то, чтобы вырастить музыкантов из своих детей - Марины и Анастасии.
Иван Цветаев. Фотография: scientificrussia.ru
Анастасия и Марина Цветаевы. Фотография: 1abzac.ru
Мария Мейн. Фотография: alexandrtrofimov.ru
Позже Марина писала о матери: «Весь дух воспитания - германский. Упоение музыкой, громадный талант (такой игры на рояле и на гитаре я уже не услышу!), способность к языкам, блестящая память, великолепный слог, стихи на русском и немецком языках, занятия живописью» . После смерти матери – Марине Цветаевой на этот момент было 14 лет – занятия музыкой сошли на нет. Но мелодичность осталась в стихах, которые Цветаева начала писать еще в шестилетнем возрасте – сразу на русском, немецком и французском языках.
Когда я потом, вынужденная необходимостью своей ритмики, стала разбивать, разрывать слова на слога путем непривычного в стихах тире, и все меня за это, годами, ругали я вдруг однажды глазами увидела те, младенчества своего, романсные тексты в сплошных законных тире - и почувствовала себя омытой, поддержанной, подтвержденной и узаконенной - как ребенок по тайному знаку рода оказавшийся - родным, в праве на жизнь, наконец!
Марина Цветаева. «Мать и музыка»
В 1910 году Цветаева издала за свой счет первый поэтический сборник «Вечерний альбом». Отправила его на отзыв мэтру - Валерию Брюсову . Поэт-символист упомянул о молодом даровании в своей статье для журнала «Русская мысль»: «Когда читаешь ее книгу, минутами становится неловко, словно заглянул нескромно через полузакрытое окно в чужую квартиру и подсмотрел сцену, видеть которую не должны бы посторонние» .
На «Вечерний альбом» также откликнулись в печати Максимилиан Волошин и Николай Гумилев . В Коктебеле, в гостях у Волошина, Марина познакомилась с Сергеем Эфроном, сыном революционеров-народовольцев Якова Эфрона и Елизаветы Дурново. В январе 1912-го они обвенчались, а вскоре вышли две книги с «говорящими» названиями: «Волшебный фонарь» Цветаевой и «Детство» Эфрона. Следующий цветаевский сборник «Из двух книг» был составлен из ранее опубликованных стихов. Он стал своего рода водоразделом между мирной юностью и трагической зрелостью поэта.
«Возмутительно большой поэт»
Первую Мировую войну маленькая семья – в 1912 году родилась дочь Ариадна – встретила в доме в Борисоглебском переулке. Сергей Эфрон готовился к поступлению в университет, Марина Цветаева писала стихи. С 1915 года Эфрон работал на санитарном поезде, в 1917-ом был мобилизован. Позже он оказался в рядах белогвардейцев, из Крыма с остатками разгромленной белой армии перебрался в Турцию, затем в Европу. Марина Цветаева, не получавшая в годы Гражданской войны известий от мужа, оставалась в Москве – теперь уже с двумя детьми.
Марина Цветаева и Сергей Эфрон. Фотография: diwis.ru
Дочери Марины Цветаевой – Ариадна и Ирина Эфрон. Фотография: alexandrtrofimov.ru
Сергей Эфрон, Марина Цветаева с Георгием (Муром) и Ариадна Эфрон. Фотография: alexandrtrofimov.ru
В это время она сблизилась со студийцами-вахтанговцами (будущая Третья студия МХАТ), «прописавшимися» в Мансуровском переулке. Среди ближайших друзей Цветаевой были поэт Павел Антокольский, режиссер Юрий Завадский, актриса Софья Голлидэй. Для них и под влиянием обожаемого «поэтического божества» - Александра Блока - Цветаева написала «романтические драмы». Их легкий изящный слог уносил молодую поэтессу в прекрасные дали, прочь от замерзающей военной Москвы.
В феврале 1920 от голода умерла младшая дочь Марины Цветаевой. Спустя год из-за границы пришла весточка от Эфрона, и Цветаева решила ехать к нему. В мае 1922 года супруги встретились в Берлине. Берлин начала 1920-х годов был издательской Меккой русской эмиграции. В 1922–1923 годах у Марины Цветаевой здесь вышло 5 книг. Чуть раньше в Москве были опубликованы сборник «Версты», драматический этюд «Конец Казановы» и поэма-сказка «Царь-девица» - таким получилось прощание с Россией.
Сергей Эфрон учился в Пражском университете, который предлагал беженцам из России бесплатные места, Марина с дочерью отправились за ним в Чехию. Снимать квартиру в Праге было не по карману, поэтому несколько лет ютились в окрестных деревнях. Цветаеву печатали. В Чехии родились «Поэма горы» и «Поэма конца», «русские» поэмы-сказки «Мо́лодец», «Переулочки», драма «Ариадна», был начат «Крысолов» - переосмысление немецкой легенды о крысолове из города Гаммельн. В чешской эмиграции начался эпистолярный роман Цветаевой с Борисом Пастернаком, длившийся почти 14 лет.
«Она была одно страдание»
В 1925 году семья Цветаевых-Эфронов, уже с сыном Георгием, перебралась в Париж. Столица русского зарубежья встретила их, на первый взгляд, приветливо. С успехом прошел поэтический вечер Цветаевой, ее стихи публиковали. В 1928 году в Париже вышла книга «После России» - последний прижизненно изданный сборник поэта.
Но разногласия между независимой Мариной Цветаевой и русской интеллигенцией старой закалки становились все более явными. Ее нравы слишком отличались от привычек мэтров, которые здесь царствовали: Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус , Владислава Ходасевича и Ивана Бунина . Цветаева перебивалась случайными заработками: читала лекции, писала статьи, делала переводы. Ситуацию усугубляло то, что эмигранты, в большинстве не принявшие революцию, смотрели косо на Сергея Эфрона. Он стал открытым сторонником большевизма, вступил в ряды «Союза возвращения на родину». Эфрон настаивал, что попал в стан белогвардейцев почти случайно. В 1932 году он подал прошение, чтобы получить советский паспорт, и был завербован НКВД.
Марина Цветаева. 1930. Фотография: alexandrtrofimov.ru
Марина Цветаева с дочерью Ариадной. 1924. Фотография: alexandrtrofimov.ru
Георгий Эфрон. Париж. 1930-е. Фотография: alexandrtrofimov.ru
Первой в марте 1937 года в Москву уехала Ариадна Эфрон. Выпускница Высшей школы Лувра, историк искусства и книжный график, она устроилась в советский журнал, который выходил на французском языке. Много писала, переводила. Осенью 1937 года, после участия в устранении советского агента-невозвращенца, бежал в Москву Эфрон. Его поселили на даче в Болшеве, и жизнь, казалось, наладилась.
Марина Цветаева не разделяла восторгов своей семьи и надежд на счастливое будущее в Советском Союзе. И все-таки в июне 1939 года приехала в СССР. Через 2 месяца арестовали Ариадну, а еще через полтора - Сергея Эфрона. Для Марины и четырнадцатилетнего Георгия – по-домашнему Мура – начались мытарства. Жили они то у родственников в Москве, то на даче писательского Дома творчества в Голицыне. Пытались добиться свидания с родственниками или хоть что-то узнать о них.
С большим трудом и не сразу удалось снять комнату, где Цветаева продолжала работать. Зарабатывала на жизнь переводами. В 1940 году вышла рецензия критика Зелинского, заклеймившего предполагавшуюся к выпуску книгу Цветаевой страшным словом «формализм». Для поэта это значило закрытие всех дверей. 8 августа 1941-го, в разгар фашистского наступления на Москву, Цветаева с сыном отправились с группой писателей в эвакуацию в волжский город Елабуга. Провожать их на речной вокзал пришли Борис Пастернак и молодой поэт Виктор Боков.
«Она совсем потеряла голову, совсем потеряла волю; она была одно страдание» , - рассказывал позже в письме Мур о последних днях матери. 31 августа Марина Цветаева покончила с собой. В предсмертных записках она просила позаботиться о сыне. Георгий Эфрон погиб на фронте в 1944 году. Его отца расстреляли в октябре 1941-го, в 1956-ом реабилитировали посмертно. Ариадна Эфрон была реабилитирована в 1955 году. После возвращения из ссылки она занималась переводами, готовила к изданию произведения Марины Цветаевой, и писала воспоминания о ней.
МАРИНА ЦВЕТАЕВА (1892-1941)
М. И. Цветаева - один из самых крупных поэтов XX в., талантливый прозаик-эссеист и блестящий критик. Ее дарование, сформировавшееся в атмосфере культурного ренессанса 1900-1910-х гг., отличалось редким даже по меркам Серебряного века богатством и разнообразием лирических воплощений. Одному из корреспондентов Цветаева писала: "Из меня, вообще, можно было бы выделить, по крайней мере, семь поэтов, не говоря о прозаиках... Поэтому-то я так и трудна - как целое для охвата и осознания" (из письма Ю. И. Иваску от 4 июня 1934 г.).
Доминирующая черта творческой личности Цветаевой - внутренняя независимость, принципиальная идеологическая и эстетическая неангажированность. Не принадлежа ни к каким направлениям и школам, Цветаева выработала свой, только ей присущий стиль лирического мышления и соответствующую ему экспрессивную манеру письма. Будучи неоромантиком по мироощущению, Цветаева была наделена тем экзистенциальным томлением, которое А. С. Пушкин назвал "духовной жаждой". Основным двигателем ее творчества, начиная с первых полудетских опытов и заканчивая предсмертными черновыми набросками, было стремление постичь и воплотить в слове "психейную" сущность бытия и "вещество существования" собственной души.
Творческая биография М. И. Цветаевой
Марина Ивановна Цветаева родилась в профессорской семье. Писать стихи начала с семи лет и сразу на трех языках - русском, немецком, французском. Обучалась в московских частных гимназиях, в пансионатах Швейцарии и Германии, в 16-летнем возрасте предприняла самостоятельную поездку в Париж и прослушала курс старофранцузской литературы в Сорбонне. Начало творческой деятельности Цветаевой связано с кругом московских символистов. Она дружили с поэтом Эллисом (Львом Кобылинским), участвовала в деятельности кружков и студий при издательстве "Мусагет". В 1910 г. Цветаева, будучи гимназисткой, выпустила за свой счет сборник стихов "Вечерний альбом". Книга не осталась незамеченной. На нее откликнулись М. А. Волошин, В. Я. Брюсов, Н. С. Гумилев.
"Она вся, - писал М. А. Волошин о книге, - на грани последних дней детства и первой юности. Если же прибавить, что автор ее владеет не только стихом, но и четкой внешностью внутреннего наблюдения, импрессионистической способностью закреплять текущий миг, то это укажет, какую документальную важность представляет эта книга...""
Знакомство с Волошиным, переросшее в многолетнюю дружбу, имело судьбоносные последствия: именно в гостях у него в Коктебеле Цветаева встретилась в 1911 г. со своим будущим мужем - Сергеем Эфроном, союз с которым (и преданность этому союзу!) через 30 лет приведет ее жизнь к трагическому финалу.
Два последующих сборника "Волшебный фонарь" (1912) и "Из двух книг" (1913) перепевали мотивы первой книги. Однако уже в 1913 1915 гг. появляются стихотворения, которые невозможно спутать ни с чьими другими: "Вы, идущие мимо меня...", "Мне нравится, что вы больны не мной...", "Уж сколько их упало в эту бездну...", "Генералам 12 года" и др. Их своеобразие и сила заключены в умении передать остроту и интенсивность переживаний героини, не желающей мириться с заведенным порядком вещей: бестрепетностью чужого сердца, невозвратимостью прошлого и непреложностью смерти.
-1921 годы
Расцвет таланта Марины Цветаевой пришелся на переломную для России эпоху. В творчестве 1916-1921 гг. четко выделяются три темы, которые ярко высвечивают главные жизненные ценности Цветаевой - любовь, поэзия и Россия.
Содержание любовных стихотворений иногда оформлено как медитация ("Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе..."), но чаще это лирическое обращение: "Я -странница твоему перу...", "Писала на аспидной доске...", "Суда поспешно не чини...", "Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес...", "Пригвождена к позорному столбу...", "Не самозванка - я пришла домой..." и др.
Отношения, связывающие героиню Цветаевой с адресатами, отнюдь несводимы к стереотипам счастливой/несчастливой любви; чаще это установление новых - жизнетворческих или мифотворческих оппозиций. С одной стороны, это стремление завоевать чужую душу или, вернее, отвоевать ее у мира, Бога и смерти ("Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес...", 1916). В концепции любви (как и в концепции творчества) у Цветаевой большую роль играло понятие "чары", некоей неподвластной уму, иррациональной силы, действующей между людьми как закон притяжения. Вследствие этого стихи подчас превращаются в магическое средство, выступают в функции заговора, любовного приворота (например: "Чтобы помнил не часочек, не годок...", 1918). С другой стороны, это волевой импульс отречения от любимого, по не любящего. Ср. в стихотворении "И что тому костер остылый..." (1920):
Ужели в раболепном гневе За милым поползу ползком - Я, выношенная во чреве Не материнском, а морском!
Двуединство переживаний лирической героини оборачивается ее разладом не только с миром, но и с самой собой, проявляясь как напряженная внутренняя борьба. Причина подобной двойственности кроется в особенностях мироощущения поэта. Важнейшей константой внутреннего мира Цветаевой является безмерность чувств, стремление души выйти за пределы возможного. Вот почему главной коллизией ее любовных стихов становится несовпадение душ, несоразмерность масштабов своих и чужих чувств, противостояние или роковая разъединенность.
Важно отметить еще одну психологическую стратегию, связанную с воплощением любовных эмоций. Равнодушие возлюбленного, его нелюбовь воспринимаются Цветаевой в философском смысле как нарушение нормы человеческих отношений, высшей гармонии мира. Разбиваясь о "холодное сердце", она эту холодность ассоциирует с "черствостью и червоточиной" мира (ср. в стихотворении "Клонится, клонится лоб тяжелый...", 1918: "Друг равнодушный! - Так страшно слушать / Черную полночь в пустом дому!"). Поэтому-то героиня в знаменитом плаче "Вчера еще в глаза глядел..." (1920) не только возлюбленного вопрошает о причине разрыва, но и "овеществленное" бытие:
Спрошу я стул, спрошу кровать: "За что, за что терплю и бедствую?" "Отцеловал - колесовать: Другую целовать", - ответствуют.
В конце 1910-х гг. Цветаева ищет новые пути и способы лирического воплощения. Она все чаще объективирует переживания, отчуждая их от собственного сознания. Во-первых, поэт апеллирует к "вечным образам" мировой культуры, объединенным общей типологией. Так, мотив "любовного своеволия" разыгрывается на материале сразу нескольких исторических и литературных сюжетов ("Кавалер де Гриэ!..", "Димитрий! Марина! В мире..."; циклы "Дон Жуан", "Кармен", "Стенька Разин", "Марина"). Во-вторых, обращается к крупным жанрово-родовым формам - лирической драме и поэме.
В 1918-1919 г. Цветаева создает лирико-драматический цикл "Романтика", куда вошли шесть пьес: "Черный валет", "Метель", "Приключение", "Фортуна", "Каменный ангел", "Феникс". Три из них написаны на историко-мемуарной основе и посвящены эпохе Великой французской революции: именно на этом фоне любит, ностальгирует, прощается - и с любовью, и с жизнью - французская аристократия в "Приключении", "Фортуне" и "Фениксе". Параллели с русской революцией весьма прозрачны. Но в центре внимания поэта не исторические потрясения, а парадоксы и причуды любви, не связанной ни с какими житейскими, земными условиями. Так, Лозэн воплощает бессмертную силу "пассивной" красоты, вызывающей любовь всех женщин, "от горничной до королевы". Вне любовных перипетий немыслим и Казанова, хотя его образ - еще и символ уходящей эпохи, авантюрно-куртуазного XVIII в.
Поводом для увлечения театром были знакомство и дружба Цветаевой с актерами вахтанговской студии Московского художественного театра - П. Г. Антокольским, Ю. А. Завадским, С Е. Голлидэй, А. А. Стаховичем и др. По сути, пьесы были написаны специально для студийцев. Некоторые из них послужили прототипами персонажей ее лирических драм. В частности, образ старого Казановы из "Феникса" вдохновлен Алексеем Стаховичем, а Лозэна в "Фортуне" - Юрием Завадским.
В начале 1920-х гг. Цветаева пишет ряд "русских" поэм, жанр и фабула которых отсылают к фольклорным истокам. Поэма "Переулочки" (1920-1921) написана по мотивам русской былины "Добрыня и Маринка", но в жанровом отношении ориентирована не на былину, а на поэтику фольклорного заговора. Сюжет и жанр "Царь-девицы" (1920) и "Молодца" (1922) органически вплетены в пространство русской сказки, фабульную канву которой автор заимствует из сборника А. II. Афанасьева. В этих поэмах Цветаева воплощает свои представления о любви как о непознаваемой, инфернальной стихии, которая немыслима в рамках христианской морали, а отсюда и творческий выплеск в дохристианскую стихию фольклора. Неоязыческая концепция любви как губительного и одновременно возвышающего душу начала ярче всего раскрывается в поэме "Молодец", начатой в России и завершенной в эмиграции. Любовь предстает там как сверхчеловеческая, демоническая сила, в жертву которой героиня приносит и жизнь близких, и свою жизнь. Награда, искупающая эти невероятные жертвы, - блаженный взлет двоих "в высь", "в огнь синь" в финале поэмы.
Сквозной в творчестве Цветаевой является и тема поэзии, которая во второй половине 1910-х гг. воплощается в стихотворных обращениях к поэтам-современникам. Для Цветаевой сама принадлежность к "цеху" поэтов означала высшую степень родства, которому не могли помешать даже идеологические и политические разногласия. Оригинальная цветаевская концепция Поэта включает архетипический параметр, определяющий восприятие собратьев по перу как духовного братства.
"По существу, - утверждает Цветаева в статье "Эпос и лирика современной России", - нет поэтов, а есть поэт - один и тот же с начала и до конца мира, сила, окрашивающаяся в цвета данных времен, племен, стран, наречий, лиц..."
Вот почему в ее поэтических обращениях к О. Э. Мандельштаму, А. А. Блоку, А. А. Ахматовой, В. И. Иванову, Б. Л. Пастернаку, М. А. Волошину, К. Д. Бальмонту, Р. М. Рильке, В. В. Маяковскому, М. А. Кузмину не просто дается оценка их личности и творчества, а формируется архетип Поэта в разнообразии его трансформаций. При этом Цветаева сумела увидеть каждого из названных поэтов как некую творческую безусловность, абсолютное чудо. Цветаева воспринимала поэтов и их творчество не как эстетическое, а скорее, как стихийное явление, саму жизнь (вспомним ее рассуждение в статье "Световой ливень" о пастернаковском "дожде" как о большей реальности, чем настоящий дождь). Поэтому лирические обращения к собратьям по перу для нее были тем виртуальным пространством, в котором она могла утверждать истинный - надбытийный - статус поэта, уяснять самой себе и разъяснять другим чудесность феномена поэта. Среди посланий к собратьям по перу особняком стоят циклы второй половины 1910-х гг. - "Стихи к Блоку" (1916-1921) и "Ахматовой" (1916). Если другие поэты-адресаты изначально мыслятся как равноправные собеседники, то Блок и Ахматова предстают в стихотворениях, им посвященных, едва ли не культовыми фигурами.
Так, Блок воспринимается Цветаевой как "божество" поэзии, современный Орфей. Диалог на равных с ним немыслим, ему можно только "издали поклониться", и весь цикл представляет собой такое поклонение "издали". Прославляя адресата, автор не жалеет высоких эпитетов и сакральных сравнений. Лирический герой цикла - и "солнце светоносное", и "Божий праведник", и "рыцарь без укоризны", и "Вседержитель души"... В итоге создан не портрет, а икона, не живое лицо, а "восковой лик", не человек, а ангел с "поломанными крыльями". Возникает вопрос: почему Цветаева, нарушая вторую заповедь ("не сотвори себе кумира"), столь молитвенно преклоняется перед Блоком? И почему за пять лет до его смерти она фактически отпевает его в стихах ("Думали - человек!..", 1916)?
Дело в том, что в представлении Цветаевой Блок - поэт-мессия - по отношению к России выполнял ту же пророческую и искупительную миссию, что и Спаситель по отношению к миру. Отсюда его "отождествление" с образом Иисуса Христа с его смертью и воскресением. Отсюда же текстовые и жанровые отсылки к церковным ритуалам и молитвам. Так, стихотворение "Ты проходишь на Запад Солнца..." (1916) почти целиком построено на цитатах из древнего христианского гимна "Свете тихий", исполняемого во время вечерни. Когда Блок умер, Цветаева в своем дневнике записала (от 30 августа 1921 г.):
"Удивительно не то, что он умер, а то, что он жил. Мало земных примет, мало платья. Он как-то сразу стал ликом, заживо-посмертным (в нашей любви). <...> Весь он - такое явное торжество духа, такой - воочию - дух, что удивительно, как жизнь - вообще - допустила... Смерть Блока я чувствую как Вознесение".
Заключительные семь стихотворений цикла отражают "надмирность" Блока и его сакральную связь с Россией. Кульминацией этого мотива становятся строки финального реквиема: "Русь - Пасхою к тебе плывет,/Разливом тысячеголосым".
Посвящения Ахматовой в одноименном цикле так же, как и "Стихи к Блоку", отражают "преклоненное" отношение автора к адресату, хотя этот "культ Ахматовой" сложился посредством не ее "сакрализации", а "демонизации". Цветаева разбивает сложившийся стереотип восприятия Ахматовой как символа кротости и женственности. В цикле она показала "дионисийско-демонический" лик героини:
Ты, срывающая покров С катафалков и колыбелей, Разъярительница ветров, Насылательница метелей,
Лихорадок, стихов и войн.
- - Чернокнижница! - Крепостница!
- ("Ты, срывающая покров...", 1916)
Однако в художественном воображении автора Ахматова-"чернокнижница" уживается со "Златоустой Анной всея Руси". В этом соседстве Цветаева отчасти отразила парадоксальное сплетение в ранней лирике адресата христианских и фольклорных мотивов. По основная причина мифологизации образа Ахматовой связана не столько с ее личностью (их личное знакомство произойдет только в 1940 г.), а с огромным экстатическим впечатлением от чтения ахматовских стихов, ощущением лирической силы и той иррациональной власти, которую Цветаева в любви и искусстве называла "чарой".
В целом "блоковский" и "ахматовский" циклы отражают представления Цветаевой о поэзии как о начале, имеющем сакральную и магическую природу. Отсюда та атмосфера молитвенного или оккультного поклонения, окружающая образы "певцов". Отсюда и культивирование, выступающего как фонетический "зародыш" метафорических смыслов головного стихотворения в каждом из циклов. Выстраивание фоносемантических цепочек на основе "звукового слепка" центрального образа произведения, станет одним из принципов поэтики зрелой Цветаевой.
Тема России в дореволюционной поэзии Цветаевой ярче всего воплотилась в цикле "Стихи о Москве" (1916). Воспевая родной город, поэтесса выделяла несколько ценностных аспектов. Во-первых, Москва - это православная святыня, город-храм. Центральный образ цикла - сорок сороков церквей. Звуковой символ Москвы - "колокольный гром". Во-вторых, Москва - "сердце России", город-дом, приют для бездомных и обездоленных:
- - Москва! - Какой огромный Странноприимный дом! Всяк на Руси - бездомный. Мы все к тебе придем.
- ("Москва! - Какой огромный...", 1916)
В-третьих, для лирической героини Москва - родная земля в самом исконном и интимном смысле этого понятия, место ее рождения и будущего упокоения ("Где и мертвой - мне / Будет радостно"). В итоге в цикле воссоздается собирательный образ благодатного "нерукотворного града" (наподобие "Небесного Града" Блаженного Августина). Лирическая героиня, ощущая себя бескорыстной владелицей Москвы, щедро одаривает дорогих ей людей:
Из рук моих - нерукотворный град Прими, мой странный, мой прекрасный брат. <...>
И на тебя с багряных облаков Уронит Богородица покров,
И встанешь ты, исполнен дивных сил..."
("Из рук моих - нерукотворный град...", 1916)
Все меняется после 1917 г. Знаменательно, что внешние события вплоть до прихода к власти большевиков редко становились объектом лирической рефлексии Цветаевой. Первая мировая война почти не отразилась в ее творчестве (исключение составляет стихотворение "Белое солнце и низкие, низкие тучи..."). Февральская революция вызвала единичные отклики ("Пат без славы / Орел двуглавый. / - Царь! - Вы были неправы"). И только Октябрьский переворот и последовавшая за ним гражданская война, воспринятые Цветаевой как историческая и личная катастрофа, стали одной из важнейших тем ее лирики. При этом бросается в глаза мировоззренческий и стилевой перелом: в стихах о России периода 1917-1921 гг. классическая плавность уступает место сжатой экспрессии, литературная стилизация сменяется народной "молвью", восторженное преклонение перед Москвой - отречением от нес и гневными филиппиками (в духе Маяковского) в адрес застрельщиков "смутного времени":
Стойла - в соборы! Соборы - в стойла! В чертову дюжину - календарь! Нас под рогожу за слово: царь!
("Кровных коней запрягайте в дровни!", 1918)
Причины, вызвавшие этот перелом, многообразны. Здесь и личные трагические события: разлука с мужем, воевавшим на стороне белых; жестокий голод, разруха; смерть младшей дочери, болезнь старшей... Здесь и открытие для себя реалий пореволюционной России. Поездки по стране (в Крым осенью 1917 и в Тамбовскую губернию за продуктами осенью 1918 г.) помогли Цветаевой "изнутри" понять, что происходит со страной и людьми. В итоге у нее складывается концепция революции как взрыва стихийных сил, разгула страстей. Однако страсти эти - закономерны, а законы - извечны. "Революция, - писала она Р. М. Рильке, - это страна со своими собственными - и вечными -законами".
У Цветаевой в отличие от Блока (с его концепцией стихии как очистительного шквала истории) и Волошина
(с его позицией "над схваткой") сформировалось резко негативное отношение к "русскому бунту". Тем не менее она чувствовала себя таким же "проводником" революционной стихии, как, например, Маяковский. Это понимание через много лет отразится в статье "Поэт и время" (1932): "Признай, минуй, отвергни Революцию - все равно она уже в тебе - и извечно (стихия)".
"Интимный контакт со своим временем" (И. А. Бродский) Цветаева ощущает прежде всего на уровне языка. Когда в эмиграции Цветаеву спросят, откуда в ее творчестве взялись народные интонации, она, по свидетельству дочери, Ариадны Эфрон, ответит: "России меня научила Революция". Кроме того, в ее очерке "Вольный проезд" есть примечательное суждение: "Большевики мне дали хороший русский язык (речь, молвь)... Очередь - вот мой Кастальский ток! Мастеровые, бабки, солдаты..."
Стихи о гражданской войне Цветаева объединила в сборник "Лебединый стан" (1921), который при жизни опубликован не был и до российского читателя дошел сравнительно недавно. Стержневым в сборнике стал мотив жертвенного подвига Белой армии:
Белая гвардия, путь твой высок: Черному дулу - грудь и висок. <...>
Не лебедей это в небе стая: Белогвардейская рать святая Белым видением тает, тает...
("Белая гвардия, путь твой высок...", 1918)
Собирательный образ белогвардейской армии романтически приподнят и мифологизирован: "Старого мира - последний сон: / Молодость - Доблесть - Вандея - Дон". Высокий тон и трагический пафос сборника обусловлен сознанием обреченности "белого похода" и готовностью его участников к мукам и гибели. Подчас авторские предчувствия кристаллизуются в страшных и, как покажет будущее, пророческих видениях: "И страшные мне снятся сны: / Телега красная, / За ней - согбенные - моей страны / Идут сыны" ("Взятие Крыма", 1920). Однако если бы Белая армия одерживала победы, эмоциональный тон сборника, наверняка, не был бы столь патетичным. Один из важнейших нравственных императивов Цветаевой - стремление всегда идти против течения. Еще в ранней молодости она сформулирует свое кредо:
"Идти прогни вот мой девиз! <...> Против язычества во времена первых христиан, против католичества, когда оно сделалось господствующей религией, <...> против республики за Наполеона, против Наполеона за республику, против капитализма во имя социализма <...>, против социализма, когда он будет претворен в жизнь, против, против, против!""
В 1921 г. этот девиз корректируется. В стихотворении "Роландов рог" поэт выдвигает антиномическую формулу взаимоотношения с миром: "Одна из всех - за всех - всех", подразумевающую не только бунт, но и самоотверженную (жертвенную, поскольку "одна"!) защиту все тех же "всех". Вот почему она воспевает Белое движение именно тогда, когда оно терпит поражение. Отсюда эпиграф: "Добровольчество - это добрая воля к смерти..." Однако когда войска Мамонтова подходили к Москве (осенью 1918 г.), Цветаева тут же, загодя, принялась просить о прощении бунтовщиков. По ее этическому кодексу милосердие выше ненависти и "выше справедливости":
Царь! Господь тебе отплатит! С нас сиротских воплей - хватит! Хватит, хватит с нас покойников! Царский Сын, - прости Разбойнику!
("Царь и Бог! Простите малым...", 1918)
Поэт всегда на стороне поверженных: "Прав, раз обижен", "сын, раз в крови". В одном из последних стихотворений "Лебединого стана" ("Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь...", 1920) Цветаева, как бы подводя итоги эпохе раскола, изображает гражданскую войну как братоубийственную бойню, в которой нет ни правых, ни виноватых, ни своих, ни чужих... Есть только убитые сыновья одной матери - России:
Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь! То шатаясь причитает в поле - Русь. Помогите - на ногах нетверда! Затуманила меня кровь - руда! <...>
Белый был - красным стал: Кровь обагрила. Красным был - белый стал: Смерть побелила.
Не случайно стихотворение написано в жанре похоронного причета, а три последующих (заключительных) стихотворения "Лебединого стана" отсылают к плачу Ярославны и "Слову о полку Игореве". Трагедийное звучание слова, пронизанное фольклорной интонацией "рыдания", причитания, останется у Цветаевой навсегда.
К началу 1920-х гг. поэзия Цветаевой достигает своего истинного расцвета. Стихотворения, входящие в циклы "Ученик", "Марина", "Разлука", "Отрок", "Хвала Афродите", станут классическими образцами русской лирики XX в. Но в эпоху военного коммунизма стихи не печатались. Только в 1921 г. выходит сборник "Версты" ("Версты"-П), в составе которого любовные и философские стихотворения 1917-1920 гг. - малая часть того, что было создано Цветаевой за восемь лет.
