Точный год создания "Задонщины" неизвестен. По мнению большинства исследователей, это знаменитое произведение древнерусской литературы появилось в конце XIV века.

Памятник литературы

Пока неизвестно точное время появления "Задонщины". Год создания этого произведения пока остается дискуссионным вопросом. Но мы его подробно осветим в этой статье.

Сам же этот памятник древнерусской литературы рассказывает о триумфе отечественных войск, которые сражались против татаро-монгол со знаменитым правителем Золотой Орды Мамаем. Русские войска в том сражении возглавляли московский князь Дмитрий Донской и его двоюродный брат Владимир Андреевич.

Когда была написана "Задонщина"?

Год создания "Задонщины" предположительно укладывается во временной промежуток между датой описываемой Куликовской битвы, а это был 1380 год, и концом XV столетия. К этому времени относится самый ранний из сохранившегося до нашего времени список, на основе которого и составлялось современное произведение, известное как "Задонщина". Список этот назывался Кирилло-Белозерский.

Интересно, что данное сражение стали называть Куликовской битвой только в "Истории государства Российского", написанной Карамзиным. Это произошло в 1817 году. До этого данное сражение было больше известно как Мамаево или Донское побоище. После того как Карамзин употребил выражение "Куликовская битва", оно быстро разошлось в отечественной литературе и историографии.

По мнению большинства исследователей, год создания "Задонщины" укладывается во временной промежуток между 1380 и 1393 годами.

Автор летописи

Стоит признать, что автор "Задонщины" также известен только предположительно. Правда, исследователи преимущественно останавливаются на одном имени. Это рязанский священник Софоний. Именно его чаще всего называют автором "Задонщины". Про него достоверно известно, что прежде чем стать божьим человеком, он был боярином в Брянске.

Именно имя старца Софония упоминается в заглавии первого дошедшего до нас Кирилло-Белозерского списка.

Интересно, что имя Софония несколько раз встречается и в самой "Задонщине". Правда, он упомянут только в третьем лице. Есть это имя и в списках другого известного произведения, посвященного Куликовской битве. Это "Сказание о Мамаевом побоище". Именно в нем Софония открыто называют автором исследуемой нами "Задонщины".

Еще одна версия

По другой версии, "Задонщину" написал Иван Иванович Мунында, известный также как Софоний Мунья. Это еще один монах, который, так же как и Софоний, около одиннадцати лет провел в Кирилло-Белозерском монастыре, где и обнаружили древнейший из известных списков этого памятника древнерусской литературы.

Предположительно Мунында находился в монастыре с 1499 по 1511 год. Причем есть информация, что он был праправнуком Дмитрия Донского. Ведь достоверно установлено, что тот, кто написал "Задонщину", должен был в обязательном порядке иметь доступ к древнерусской литературе, а также богатым монастырским библиотекам. Откуда он, очевидно, черпал свои знания.

"Задонщина", содержание которой находится в этой статье, рассказывает о подвиге князя Дмитрия Долгорукого и князя Владимира Андреевича, победившего царя Мамая, которого в этом произведении называют супостатом.

В Москву съезжаются многие великие русские князья, которые решают сразиться против Мамая. Дмитрий Иванович призывает всех собравшихся испытать свою храбрость, победив неверных захватчиков.

Уже на следующий день Владимир Андреевич начинает выстраивать полки, которые отправляет к великому Дону. Их в дорогу напутствует сам Дмитрий Долгорукий. Вместе с боярами и отважными князьями выступает трехсоттысячная армия. Причем большинство из них - испытанные в боях латники, готовые сложить свои головы за русскую землю.

Битва у Дона

В древнерусской литературе "Задонщина" играет важную роль. Это одно из главных эпических произведений того периода отечественной истории.

В книге описывается, как русские князья атакуют полчища татар. Начинается самая настоящая битва, которая происходит в районе впадения небольшой речки Непрядвы в Дон. В считаные минуты вся земля начинает быть черной от копыт, крови и костей татар. Над враждующими сходятся жуткие тучи, которые начинают сверкать молниями и разражаться громом.

Несмотря на то что в той битве полегло немало татар, большое количество русских князей и их дружинников погибли в схватках. К своим сторонникам взывал и брянский боярин Пересвет-чернец, который признал, что лучше быть убитым, чем оказаться в плену и под гнетом татар.

Природа плачет

Вокруг тысяч гибнущих людей с обеих сторон начинает страдать и природа. Автор "Задонщины" описывает, как в полях не работают крестьяне, а только вороны непрестанно каркают над человеческими трупами. Все это слышать жутко и страшно. Вся трава залита кровью, а деревья от горя склоняются к земле.

Птицы в округе поют жалостливые песни вместе с боярынями и княгинями, которые тоскуют по убитым. Женщины даже обращаются к великому князю с просьбой загородить Днепр веслами, а Дон вычерпать шлемами, чтобы поганые татары больше не приходили на русскую землю.

Особенно отличается супруга Микулы Васильевича, которая плакала на забралах всех московских стен. Ее супруг, московский воевода, погиб среди прочих других воинов.

В атаку!

Сразу после этого с боевым кличем князь Владимир Андреевич бросает свою рать на полки врагов. Он славит своего брата, который должен стать крепким щитом в это горькое время. Не уступить и не потакать крамольникам.

Обращается к своим войскам и Дмитрий Иванович, который призывает биться за свою честь и честь своей земли. Армии отправляются на Дон, за великим князем скачет все русской войско.

Русские войска бросаются в атаку, враги бросаются вспять. Татары бегут с поля битвы, а русские воины защищают поля широким кликом и позолоченными доспехами. Татары пытаются спастись, убегая с поля боя разрозненными частями по непроторенным дорожкам.

Русские воины захватывают татарских коней и их доспехи, становятся обладателями богатой добычи - вин, тонких тканей и шелка, которые везут своим женам. К тому времени по всей русской земле несется великое ликование. Все уже знают, что русская армия одолела вражеское войско.

Мамай в ужасе бежит с поля брани. Пытается обратиться за помощью в Кафе-городе, но фряги его оттуда прогоняют, крича, что он пришел с большой ордой на русскую землю, а теперь бежит сраженный. Поэтому никто с ним не желает иметь дел, чтобы не попасть под праведный гнев русских князей.

Теперь, когда вы знаете, о каком событии повествует "Задонщина", вам будет особенно понятна и близка концовка этого произведения. Господь милует русских князей. Дмитрий Иванович обращается к оставшимся в живых победителям, благодаря их за то, что они сложили головы за землю русскую и за христианскую веру. Его просит простить и благословить на будущее.

Вместе со своим братом Владимиром он отправляется в славную Москву, чтобы вернуться на свое княжение, с той честью и славой, которую они успели добыть.

Особенности "Задонщины"

Подробно об особенностях "Задонщины" как исторического источника рассуждает еще академик Дмитрий Сергеевич Лихачев, известный исследователь древнерусской литературы.

По его словам, в "Задонщине" содержится натурально поэтический рассказ о событиях на поле Куликовкой битвы, в отличие от другого памятника отечественной литературы этого периода - "Сказания о Мамаевом побоище".

Историческая повесть "Задонщина" в первую очередь посвящена прославлению значимой победы отечественной армии над нашествием татаро-монгол. Интересно, что фактический материал при этом автор черпал из летописных источников, в то время как за литературный образец взял "Слово о полку Игореве". Оттуда он позаимствовал, в частности, различные художественные приемы и сам поэтический план текста.

В "Задонщине" противопоставляются и сопоставляются различные события, имевшие отношение к прошлому и будущему. В этом, по мнению Дмитрия Лихачева, и проявляется главный гражданский и исторический пафос этого произведения. Борьба в данном тексте рассматривается, как сражение за независимость русской земли.

Автором «Задонщины» был Софоний, брянский боярин, ставший позднее священником в Рязани. Для создания этого произведения Софоний использует следующие источники: летописную повесть, устные народные предания о Куликовской битве и «Слово о полку Игореве», особенно сильно повлиявшее на художественный строй «Задонщины». «Задонщина» проникнута радостным чувством освобождения, любви к Родине, пафосом победы. Второе название этого произведения «Слово Божие Рязанца о великом князе Дмитрии Ивановиче и брате его Владимире Андреевиче» (10 страниц).

Автор не ставит перед собой задачу описать все события Куликовской битвы, «Задонщина» – лирический отклик на Кул. битву. Датируется она 80-90 годами XIV века. Автор берет образом для своего произведения «Слово о полку Игореве». От «Слова…» зависят ряд поэтических образов «Задонщины». Хотя те, кто сомневается в подлинности «Слова о полку Игореве», склонны усматривать влияние «Задонщины» на «Слово». Однако, в целом зависимость «Задонщины» от «Слова» – очевидна. Также идет сопоставление и противопоставление политических обстановок Руси «времени Слова» и «времени Куликовской битвы».

Произведение написано в старинном стиле, в форме былины или сказания. Сам текст не содержит рифмы, но, тем не менее, построен в лирическом стиле. «Задонщина» не содержит много информации о Куликовской битве, но проникнута радостным чувством освобождения, любви к Родине, пафосом победы. В произведении присутствует нечто похожее на плач Ярославны, но в редуцированном виде, разделенный на несколько коротких плачей жен воевод. Заметно, что писал христианский писатель, так как говорится о Боге, о том, что Он помиловал землю Русскую, даровав победу.

Поэтический план состоит из двух частей – жалости и похвалы. В первой части описано выступление русских войск в поход, начало сражения и поражение русских воевод, гибель которых оплакивают их жены. Во второй части – торжество победы, одержанной благодаря действиям засадного полка Боброк-Волынца и похвала победителю. Божественная сила помогает русским. Показывается большое значение христианской веры.

12. Сочинения Андрея Курбского, переписка с Иваном Грозным.

Перу Андрея Курбского принадлежит знаменитая «История о великом князе Московском» – труд, который называют первым русским «Архипелагом ГУЛАГом». Эта книга повествует о событиях правления царя Ивана, причем автор делает упор на его преступлениях.

Князь Андрей Курбский был в ближайшем окружении молодого царя, в «избранной раде». (Митр. Макарий, Сильвестр, Алексей Адашев). В 1563 г. после удаления от двора Сильвестра и Адашева и смерти Макария, князь Андрей Курбский, один из лучших полководцев, опасаясь царской «опалы», бежал в Литву и поступил на службу к великому князю Литовскому. Из ливонского города Вольмара он отправил Ивану Грозному письмо, в котором упрекал царя за немилостивое обращение с подданными, говорил о том, что Московский царь нарушает Божественные заповеди, и грозил справедливым наказанием на Страшном суде. Упреки Курбского не остались без внимания. Летом этого же года царь ответил. Письмо большое по объему и сильное по аргументации, с большим количеством используемых литературных источников. Царь осуществил детальнейший разбор всего послания кн. Андрея: каждый довод противника получил подробное опровержение.

Через пять лет Курбский ответил не касаясь существа обвинений, но высмеял литературный стиль: пространность, многочисленные цитирования.

В 1577 г. Иван Грозный, захватив ливонский Вольмар, отправил письмо кн. Андрею. Андрей написал третье письмо в 1579 г., но его Иван Грозный не получил.

Всего было два послания царя и три Курбского. Они были по-средневековому хорошо образованы: знали и Библию, и Богословскую литературу, и историю Рима, Византии и Руси, и античных авторов.

По своим взглядам Иван и Курбский были не только антогонистами, но во многом и единомышленниками: оба они выступали за централизацию государства и сильную царскую власть, а политическим идеалом Курбского была деятельность Избранной рады, которая значительно укрепила централизацию. Спор шел о другом. Истинной монархией царь Иван считал только монархию деспотическую. Он полагал, что не царь действует для блага своих подданных, а священным долгом подданных является верная служба государю: ведь сам Бог их поручил в «работу» (т.е. в рабство) своим государям. Все жители страны – от последнего холопа до князя – государевы холопы. «А жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнить вольны же», – так лаконично, четко и даже талантливо сформулировал царь основной принцип деспотизма. Курбский представлял себе царскую власть иначе. Царь отвечает не только перед Богом, но и перед людьми, он не может нарушить права своих подданных, должен уметь находить себе мудрых советников, причем не только из высшей аристократии, но и «всенародных человек». Увы, сам Курбский не следовал этим высоким идеям: в своих имениях в Речи Посполитой он обращался с подвластными так жестоко, что против него было возбуждено судебное дело. Представители князя на суде словно цитировали царя Ивана, что князь Курбский сам знает как обращаться со своими подданными.

Курбский обладал незаурядным литературным талантом, он великолепно освоил средневековую риторику, любил острые каламбуры. Например, опричников Курбский называет «кромешниками»: ведь «опричь» и «кроме» – синонимы, поскольку ад – «тьма кромешная», то опричники – адово воинство. Грозный был талантливее как литератор. Он не хуже Курбского владел классическим стилем «плетения словес», но при этом любил резко выйти за его рамки, смело вводил в свои послания наряду с обширными цитатами из Библии и отцов Церкви просторечие и даже перебранку. Тем самым он взорвал дворцовый этикет средневековья. Писаниям царя всегда присуща ирония – то острая, то грубая и мрачная.

Слово о великом князе Дмитрии Ивановиче и о брате его, князе Владимире Андреевиче, как победили супостата своего царя Мамая.

Великий князь Дмитрий Иванович со своим братом, князем Владимиром Андреевичем, был на пиру у московского воеводы. И молвил он: «Пришла к нам весть, братья, что царь Мамай стоит у быстрого Дона, пришёл он на Русь и хочет идти на нас в Залесскую землю». И великий князь и брат его, помолившись Богу, закалив сердца своим мужеством, собрали храбрые полки русские. К славному городу Москве съехались все русские князья и сказали: «У Дона стоят татары поганые, Мамай-царь у реки Мечи, хотят реку перейти и с жизнью своей расстаться нам во славу». И обратился великий князь Дмитрий Иванович к брату: «Пойдём туда, испытаем храбрецов своих и реку Дон кровью наполним за землю Русскую и за веру христианскую».

Что шумит, что гремит рано пред рассветом? То князь Владимир Андреевич полки строит и ведёт их к великому Дону. И напутствовал его князь великий Дмитрий Иванович: «Воеводы у нас уже поставлены - семьдесят бояр, и отважны князья белозерские, да оба брата Ольгердовичи, да Дмитрий Волынский, а воинов с нами - триста тысяч латников. Дружина в боях испытанная, и все, как один, готовы головы свои положить за землю за Русскую».

Уже ведь те соколы и кречеты и белозерские ястребы за Дон скоро перелетели и ударили по несметным стадам гусиным и лебединым. То ведь были не соколы, не кречеты - то обрушились русские князья на силу татарскую. И ударили копья калёные о доспехи татарские, и загремели мечи булатные о шлемы хиновские на поле Куликовом, на речке Непрядве.

Черна земля под копытами, костями татарскими поля усеяны, а кровью их земля залита. На том поле грозные тучи сошлись, а из них беспрерывно молнии сверкали и гремели громы великие. Не туры возревели у Дона на поле Куликовом. То ведь не туры побиты, а посечены князья русские, и бояре, и воеводы великого князя Дмитрия Ивановича. Пересвета-чернеца, брянского боярина, на судное место привели. И сказал Пересвет-чернец: «Лучше нам убитыми быть, нежели в плен попасть к поганым татарам!».

В ту пору по рязанской земле около Дона ни пахари, ни пастухи в поле не кличут, лишь вороны не переставая каркают над трупами человеческими, страшно и жалостно было тогда это слышать; и трава кровью залита была, а деревья от печали к земле склонились. Запели птицы жалостные песни - запричитали все княгини, и боярыни, и все воеводские жёны по убитым. Так говорили они: «Можешь ли ты, господин, князь великий, вёслами Днепр загородить, а Дон шлемами вычерпать, а Мечу-реку трупами татарскими запрудить? Замкни, государь, у Оки-реки ворота, чтобы больше поганые татары к нам не ходили. Уже ведь мужья наши побиты на ратях». Жена Микулы Васильевича, московского воеводы, Марья плакала на забралах стен московских, так причитая: «О Дон, Дон, быстрая река, принеси на своих волнах моего господина Микулу Васильевича ко мне!».

И, бросив клич, ринулся князь Владимир Андреевич со своей ратью на полки поганых татар. И восхвалил он брата своего: «Брат, Дмитрий Иванович! В злое время, горькое ты нам крепкий щит. Не уступай, князь великий, со своими великими полками, не потакай крамольникам! Не медли со своими боярами». И сказал князь Дмитрий Иванович: «Братья, бояре и воеводы, здесь ваши московские сладкие мёды и великие места! Тут-то и добудьте себе места и жёнам своим. Тут, братья, старый должен помолодеть, а молодой честь добыть». И тогда, как соколы, стремглав полетели на быстрый Дон. То ведь не соколы полетели: поскакал великий князь со своими полками за Дон, а за ним всё русское войско.

И начал тогда великий князь наступление. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские. И вот поганые бросились вспять. Ветер ревёт в стязах великого князя Дмитрия Ивановича, татары спасаются бегством, а русские сыновья широкие поля кликом огородили и золочёными доспехами осветили. Уже встал тур на бой! Тут рассыпались татары в смятении и побежали непроторёнными дорогами в лукоморье, скрежеща зубами и раздирая лица свои, так приговаривая: «Уж нам, братья, в земле своей не бывать, и детей своих не видать, и жён своих не ласкать, а ласкать нам сырую землю, а целовать нам зелёную мураву, а в Русь ратью нам не хаживать и даней нам у русских князей не прашивать».

Теперь уже русские сыновья захватили татарские доспехи и коней, и вина, тонкие ткани и шелка везут жёнам своим. Уже по русской земле разнеслось веселье и ликованье. Одолела слава русская хулу поганых. И метнулся жестокий Мамай от своей дружины серым волком и прибежал к Кафе-городу. И молвили ему фряги: «Пришёл ты на русскую землю с большими силами, с девятью ордами и с семьюдесятью князьями. Но, видно, тебя князья русские крепко попотчевали: нет с тобой ни князей, ни воевод! Беги-ка ты, поганый Мамай, от нас за тёмные леса».

Как милый младенец у матери своей земля русская: его мать ласкает, за баловство розгой сечёт, а за добрые дела хвалит. Так Господь Бог помиловал князей русских, великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, меж Доном и Днепром на поле Куликовом, на речке Непрядве. И сказал великий князь Дмитрий Иванович: «Братья, положили вы головы свои за землю за Русскую и за веру христианскую. Простите меня и благословите в этом веке и в будущем. Пойдём, брат Владимир Андреевич, во свою Залесскую землю к славному городу Москве и сядем на своём княжении, а чести и славного имени мы добыли».

В «Истории государства Российского » в 1817 году, в дальнейшем оно стало преобладать в литературе) произошло 8 сентября 1380 года на Куликовом поле , между Доном и Непрядвой (по новейшим исследованиям профессора С. Н. Азбелева - при её истоке , на древнерусском языке «устье», из Волова озера) .

Точная дата создания «Задонщины» неизвестна: она могла быть написана между датой самой битвы и концом XV века , к которому относится самый ранний сохранившийся список (Кирилло-Белозерский). В рукописи упоминается брянский боярин , впоследствии священник в Рязани , Софоний - вероятный автор повести.

Текстология

См. также

Напишите отзыв о статье "Задонщина"

Примечания

Некоторые публикации

• Jan Frček. Zádonština: staroruský žalozpěv o boji Rusů s Tatary r. 1380. Rozprava literárně dějepisná. Kritické vydání textů // Práce Slovanského Ústavu v Praze. Svazek XVIII, 1948. (Опубликованы и сопоставлены пять рукописей.)
• Задонщина: Слово о великом князе Дмитрии Ивановиче и о брате его князе Владимире Андреевиче, яко победили супостата своего царя Мамая / Послесловие С. Шамбинаго ; Общая редакция Ф. М. Головенченко . - [М.]: ОГИЗ - Гос. изд-во худож. лит-ры, . - 48 с. - 3 000 экз. (в пер.)
• «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла: К вопросу о времени написания «Слова» / Под ред. Д. С. Лихачёва и Л. А. Дмитриева . - М.-Л.: Наука , 1966. (Опубликованы все шесть рукописей)
• Задонщина: Похвала великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его князю Владимиру Андреевичу / Составитель Е. Н. Лебедев ; Послесловие к.и.н. И. В. Лёвочкина; Художник Алексей Шмаринов. - М .: Современник , 1980. - 106 с. - 3 000 экз. (Факсимильное воспроизведение рукописи из ГИМа)
• Задонщина. / Подготовка и комментарии д.и.н. А. А. Зимина. Художник А. Макаров. - Тула, Приокское кн. изд., 1980. - 128 с. - 100 000 экз.
• Сказания и повести о Куликовской битве / Л. А. Дмитриев, О. П. Лихачёва (подг. текста). Академия наук СССР . - Л. : Наука , Ленингр. отд., 1982. - 424 с. - (Литературные памятники). - 30 000 экз. (Сводный текст)
• Задонщина: Сборник (Задонщина. Летописная повесть о побоище на Дону. Сказание о Мамаевом побоище). - М .: Художественная литература , 1982. (Сводный текст. Роскошный подарочный том с иллюстрациями Ильи Глазунова)
• Памятники Куликовского цикла / Под ред. Б. А. Рыбакова . . - СПб. : Русско-балтийский информационный центр БЛИЦ, 1998. - ISBN 5-86789-033-3 . (Опубликованы четыре наиболее сохранившиеся рукописи)

Литература

• Азбелев С. Н. Фольклоризм «Задонщины» и «Слово о полку Игореве» // Литература Древней Руси: Сборник научных трудов / Отв. ред. Н. И Прокофьев ; Московский гос. педагог. ин-т им. В.И. Ленина . - М .: МГПИ, 1981. - 160 с.
• Азбелев С. Н. Фольклоризм «Задонщины» // Дмитрий Донской и эпоха возрождения Руси: События, памятники, традиции: Труды юбилейной научной конференции «Дмитрий Донской - государственный деятель, полководец, святой». (Тула - Куликово поле, 12–14 окт. 2000 г.) / Редкол.: В.П. Гриценко, М.И. Гоняный, В.А. Касаткин; Отв. ред. А.Н. Наумов; Гос. военно-ист. и природ. музей-заповедник «Куликово поле»; Тульский гос. ун-т. - Тула: Тульский полиграфист, 2001. - 288 с. - ISBN 5-88422-274-2 .
• Азбелев С. Н. Куликовская победа в народной памяти: Литературные памятники Куликовского цикла и фольклорная традиция. - СПб. : Дмитрий Буланин, 2011. - 312 с. - (Studiorum Slavicorum Orbis). - 500 экз. - ISBN 978-5-86007-667-9 . (в пер.)

Ссылки

• .
• Древне русский текст транслитерирован современной кириллицей.
• Акад. Д. С. Лихачёва
• (недоступная ссылка - история , копия )
• //Древняя Русь. Вопросы медиевистики . 2004. № 2(16). С. 34-43.

Отрывок, характеризующий Задонщина

Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C"est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l"interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n"a pas l"air d"un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m"a bien l"air d"un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu"il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons!
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu"est ce qu"elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu"elle dit? – проговорил он. – Elle m"apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.